Название: Реквием
Автор: Soma PeirisПерсонажи: Наннали, Лелуш
Жанр: драма
Рейтинг: PG
Саммари: Много лет спустя Лелуш приходит к Наннали в последний раз.
Дисклеймер: Танигучи и Санрайз по прежнему имеют всех, я только пишу.
Предупреждение: 1) Автор настоятельно предупреждает о том, что этот фанфик уже вогнал в коротковременную депрессию пару читателей. Автор снимает с себя любую ответственность за любые подобные реакции)
2) Большой и жирный спойлер на последние серии Гиасса.Время идетNow you're telling me
You're not nostalgic
Then give me another word for it
You who are so good with words
And at keeping things vague
«Diamonds And Rust»
Точно не зная от чего, Наннали проснулась и открыла отяжелевшие веки. В палате царила почти полная тишина, прерываемая тихим жужжанием и писком приборов. Ставшие давно привычными звуки уже давно не мешали ей. Да и слышала она их далеко не всегда, на старости лет слух начинал сдавать.
В любом случае, причиной пробуждения Императрицы-матери стал никакой не звук, а это странное чувство. Будто в палате присутствовал кто-то другой, кто внимательно смотрел на нее.
Наннали немного повернула голову на бок и тут же увидела его – человека, облаченного во все белое, с накинутым на плечи белым же халатом врача. Он стоял у ее кровати так, что лунный свет, льющийся через окно, полностью освещал его стройную фигуру, и, за исключением этой его одежды, он был совсем таким же, каким она видела его много-много лет назад. Дух прошлого. Глядя на него, Наннали поняла, что ожидала этого.
- Ты пришел за мной, Лелуш, – надтреснутым голосом произнесла старуха, скорее утвердительно, чем вопросительно.
С мягкой улыбкой он сделал шаг в ее сторону и опустился на колени перед кроватью.
- Ты держала мою руку в последние секунды моей жизни, Наннали, теперь дай мне подержать твою.
Его голос был таким же успокаивающим, как и в те времена, когда она была еще совсем молодой, а он – ее обожаемым старшим братом, способным легко отогнать любой страх с помощью пары правильных слов. Только это было уже давно, и тогда он еще был жив. Теперь же…
- Я рада, что все-таки вижу тебя после смерти… - прошептала Наннали.
Лелуш бережно взял ее дрожащую старческую руку в свою, ничуть не изменившуюся с тех пор, и сжал пальцы.
- Ты еще не умерла, - поправил ее он.
- Но почти, почти. Это вопрос всего нескольких минут, правда?
Он тихо рассмеялся.
- Наверное, ты права. Девяносто шесть лет, Наннали. Ты пережила всех моих прежних друзей и врагов, если я не ошибаюсь. Но время берет свое.
Лунный свет, блестящий на его волосах, в какие-то моменты давал эффект седины, хоть на самом деле ее не было, в то время как волосы его сестры уже давно стали полностью белыми.
- Да, даже Сузаку уже давно нет, - подтвердила Наннали, почувствовав при этой мысли привычную тоску, - почти двадцать лет минуло. Даже наш старший сын, и тот уже почил. Вы, мужчины, так и норовите умереть раньше женщин. А нам вас хоронить да оплакивать, так?
Лелуш ответил лишь грустной улыбкой.
- Наклонись ко мне, пожалуйста, брат. Есть кое-что, что мне надо сделать.
Он послушно опустил голову и тихо ойкнул, когда Наннали схватила его за ухо.
- Больно? – вздохнула она, не переставая тянуть. – Заслужил. Знаешь же, что заслужил.
- Конечно, знаю, - ответил он сквозь зубы.
Она отпустила и с досадой ударила его по щеке, совсем легонько.
- Тебе было восемнадцать лет, Лелуш, - старуха горестно покачала головой, - восемнадцать, только подумай! Ты вообще знаешь, как это мало? Я никогда не задумывалась об этом тогда, сама ведь была хороша в свои пятнадцать… но Лелуш, когда стареешь, то видишь все совсем по другому. У меня есть два правнука в этом возрасте. Когда я смотрю на них, то вижу, они же еще совсем дети! Восемнадцать! Да как ты мог сделать с собой такое в самом начале своей жизни? Как вы с Сузаку могли… - она крепче сжала его руку, - дети же еще совсем были…
Лелуш немного склонил голову набок, не переставая спокойно улыбаться.
- Разве возраст важен? - размеренно произнес он таким родным голосом. - Я сделал свое дело, и разве оно не принесло успеха? С тех самых пор, как ты стала императрицей и до этого момента, в мире не прошло ни одного вооруженного конфликта значимой величины. Золотой век. Конечно, так будет не всегда, придут новые времена и новые войны, но отпечаток последних десятилетий останется в сознаниях людей надолго. Чего еще можно желать?
Старуха поджала губы.
- Ты же знаешь, на самом деле, та маленькая глупая девочка, которой я была, просто хотела быть с тобой. А ты начал ради меня войну.
- Войны никогда не ведутся для одного человека, - мягко возразил он, - с того самого момента, когда человек берет на себя ответственность вершить судьбу многих других, он не имеет право действовать только из таких эгоистичных побуждений. Я взял на себя судьбу всего мира, я должен был нести за это ответ в конечном итоге.
- Я не отрицаю, - вздохнула Наннали, - но это так жестоко. То, во что ты превратил себя… то, как весь мир праздновал твою смерть… из года в года тот день, в который праздновалась победа Справедливости, победа Зеро, на самом деле был праздником твоей смерти. Как жестоко… они с такой ненавистью вспоминали твое имя, ставили на праздничном параде сцены твоего крушения, радовались тому, что тебя уже нет. Годами…
Одинокая слеза потекла по ее морщинистому лицу, и Лелуш осторожно вытер ее.
- Я знаю.
- Со временем это улеглось, тебя просто пытались вспоминать как можно меньше. Но первые годы, первые годы…
- Я знаю, для тебя и Сузаку это было больно.
- Да, - ответила Наннали, вглядываясь в его лицо.
Совсем такое же, совсем такое же. Но хоть и так, оно приобрело что-то новое. Ее брат, казалось, стал другим, поменяв не что-либо в своей внешности, а нечто неуловимое в той ауре, которую излучал. Где-то на грани сознания беспокойно колыхалась мысль, что теперь он был только похож на человека, а на самом деле являлся чем-то иным, напоминая ей кого-то, кого Императрица-мать, наверное, знала годами назад.
- Я долго не могла простить… - тихо вздохнула она, - тебе или себе, я не знаю. Больше себе… ведь ты себя наказал, а мне осталось только удивляться, как я не распознала твоей лжи. Я же всегда считала это своей сильной стороной.
- Но и лгать всегда было моей сильной стороной, сестренка, - отметил тот.
Наннали погладила его руку. Странно, но невозможно было уловить никаких эмоций или мыслей - ничего кроме абсолютного спокойствия. Наверное, потому что он был мертв… а может, это Наннали сама просто уже стала неспособна на такое, ведь она сильно ослабла за последние дни, совсем сдала.
- Но время лечит, правда? – Лелуш пристально посмотрел ей в глаза. – В конце концов, все обернулось к лучшему и для тебя. Ты получила возможность построить мир, о котором мечтала, всегда была любима своим народом и получила хорошего мужа и выводок детей, внуков и правнуков в придачу.
- Да, - будто через силу подтвердила старуха, - мне понадобилось около пяти лет, чтобы отойти от твоей смерти и всего, что было с этим связано, но потом стало действительно лучше… пожалуй, после этого я провела почти счастливую жизнь, ты прав, - она издала отрывистый смешок, - жаль только, что Сузаку никогда не мог снимать эту ужасную маску перед кем-либо кроме меня и детей. Даже на наших семейных фотографиях он в костюме Зеро. Даже на нашей свадьбе…
Лелуш рассмеялся, немного запрокинув голову назад. Не смотря на всю искренность, которая звучала в его смехе, Наннали, сжимая его руку, не чувствовала ни капли веселья. Просто мертвое спокойствие.
- Хотя я все еще была бы счастливее, если бы ты остался жив…
Ее брат покачал головой.
- Тогда бы Зеро Реквием не сработал. Высокие цели требуют высоких жертв. И посмотрим правде в глаза, чем моя жизнь ценнее любой другой, которая была уничтожена тогда?
То, как спокойно это было произнесено, ударило по ней волной страшных воспоминаний о том дне. Старуха, судорожно вцепившись в его руку, зажмурила воспаленные глаза. По щеке снова стекла слеза, плюхнувшись на подушку.
- Они все так возненавидели тебя… - пробормотала она, - я всегда хотела, чтобы они знали, почему ты это сделал…
- Наннали, ты же знаешь, - он нежно погладил ее по аккуратно уложенным седым волосам, - это как красивый фокус в цирке. Пока люди не знают, как он работает, происходящее кажется им магией. Но если бы они знали, то не попались бы на удочку. А ведь фокус в данном случае настолько прост, что его банальность завораживает. То, насколько легко объединить людей, создать некое мировое движение, стоит лишь провести эту четкую, ровную черту между добром и злом. Выкрасить все в черное и белое, выдворив из мира все серые оттенки. Ведь все, что понадобилось людям, чтобы сплотиться единым порывом, это увидеть идеальное зло.
Голос ее брата не потерял ни мягкости, ни размеренности. Он говорил слегка поучительно, слегка увлеченно, как тогда, когда они учились в школе, а он по вечерам объяснял ей домашние задания, поняла Наннали. Только смысл его слов стал совсем другим.
- Узурпатор, поработивший мир, обладающий некой сверхъестественной силой, способный управлять человеческим разумом. Можно сказать, почти не человек. Чудовище на гротескном троне, готовое уничтожить всех тех, кто пытался пойти против него, борясь за справедливость. Монстр, заковавший в цепи своих брата и сестру. И никому нет дела до того, что этот самый брат и сам чуть не захватил мир ценой миллионов жизней. Это потеряло всякую значимость. И если бы они знали, что эта самая сестра еще недавно снова и снова запускала самую страшную из существующих бомб, им бы тоже не было дела до этого.
Наннали судорожно вздохнула, но, к собственному удивлению, напоминание о ее деяниях не принесли боли. За все эти годы никто никогда не говорил о ее части вины, да никто, кроме Шнайзеля, Корнелии и графа Мальдини, не знал. И конечно, все трое молчали. Кажется, даже почти забыли, ведь что уж это было на фоне всего остального? Вынужденные меры во время кровопролитной войны, которую все хотели оставить позади. Кто захотел бы вспоминать нечто подобное об Императрице, которую еще при жизни провозгласили святой? Но Наннали хорошо помнила, что она не святая, что тоже убийца, не могла позволить себе забыть о жизнях, которые уничтожила собственными руками.
Впрочем, она никогда не говорила об этом даже с Сузаку. Даже он не хотел бы знать такого, Наннали понимала это. Каждый должен играть свою роль. Тем более поразительно было сейчас слышать из уст брата напоминание о ее преступлении, сказанное как нечто само собой разумеющиеся, и, с какой-то стороны, оказалось приятным ощутить, что Лелуш и не пытается видеть в ней святую.
- Это внезапное всеобщее равнодушие к грехам друг друга не сложно понять, - продолжал он, - Британцы, японцы, бывшие намберы, бывшая аристократия, бывшие Черные Рыцари, бывшие солдаты британской армии, бывшие роялисты, бывшие демократы, бывшие враги. Перед лицом этого картонного, гипертрофированного зла, воплощающего в себе любую вообразимую несправедливость и жестокость, меркнет все. Чудовище, лишенное идеалов, возвышенных целей, моралей, каких-либо духовных ценностей, не оставляющее места ни для капли понимания или сострадания. Что такое те мелкие преступления, мелкие предательства, мелкие убийства, мелкие прегрешения всех остальных людей по сравнению с абсолютным злом, глядящим на них со своего трона?
И видя это зло перед своими глазами, как легко понять людям, что добро – это они. Что сделать мир лучше – в их руках. И что сделать это – необходимо. Чувствовала ли ты эту ненависть, направленную против меня одного, тогда, в день моей смерти? Она витала в воздухе, ей буквально пропахло все вокруг. Одно единое желание уничтожить одного единственного человека, закрывающего путь к счастью сразу всему миру. Желание заставить его расплатиться, вернуть себе самим свободу. У меня тогда было чувство, что они разорвут меня, даже не прикоснувшись, одной этой ненавистью. Та четкая линия, делящая мир на Зло и Добро, на чудовище Лелуша ви Британия и всех остальных, она никогда не могла бы быть четче.
- Но разве ненависть – это что-то хорошее? – тихо спросила старуха.
- Нет, но ты сама знаешь ответ, Наннали. Мы все знаем, что именно она положила начало самому продолжительному периоду всеобщего мира за историю человечества. При правильном раскладе даже это чувство может породить нечто хорошее, каждый из нас мог увидеть это еще тогда. Даже если их ненависть ко мне была страшна, она имела в себе и нечто прекрасное. То вечное желание людей бороться за свое счастье. Надежда, все тем же единым порывом взметнувшаяся в каждом из них при виде Зеро. То единство, с которым все, вне зависимости от своей национальности, своего прошлого, своей классовой принадлежности, своих былых убеждений, кинулись освобождать заключенных. Вторая британская принцесса Корнелия, совсем недавно не ставящая жизнь намберов ни в грош, бегущая бороться за Справедливость бок о бок с Черными Рыцарями. Не невероятно ли это?
Как легок и понятен вдруг становится мир, когда он выглядит как детская сказка. Те идеалы, которые мы впитали в детстве, те романтические представления воплощаются в реальность. Потому что людям нужно почувствовать себя героями, потому что после войны, во время которой многие допустили ошибки, многие запятнали свои руки чужой кровью, им требуется смыть с себя чувство вины, чтобы двигаться дальше. Найти виновного во всем. Убить монстра, как в сказке. Увидеть, что омерзительное Зло повержено сияющим Добром. Вон стоит сильный, смелый рыцарь в маске, в одиночку посмевший выступить против защищенного своей заколдованной армией трусливого тирана. А вон прекрасная, невинная дева, порабощенная этим тираном, своим собственным братом, но настолько чистая, что, не смотря ни на что, искренне оплакивает его смерть горькими слезами. Два человека, символизирующие все то, чего хотят эти люди, желающие избавиться от ненависти, страха и вины: добро, справедливость, любовь, чистосердечность. Два идеальных правителя, которых готов поддержать весь мир.
Моя смерть положила конец ужасам прошлого, сделала ненужными все сомнения о правильности минувших событий и принятых решений. Героический образ Зеро, держащего в руке меч обагренный кровью чудовища, и твои слезы, пролитые над телом последнего, положили начало будущему, в котором все стремятся к лучшему. Идеализм чистейшей воды, не так ли? Но действующий идеализм. Вы двое хорошо справились после моей смерти. Я очень горжусь тобой.
Во время его долгой тирады Наннали не отрывала от Лелуша взгляда, заворожено глядя на его лицо, которое не покидала все та же мягкая улыбка.
- Даже такие ужасные вещи ты умеешь говорить красиво, - сипло прошептала старуха, - даже такие… говоришь так, будто это был и не ты, кто стал для мира абсолютным злом.
- Я не жалею об этом, Наннали, не жалей и ты. Я допустил много ошибок на своем пути, но это было самым правильным, что я совершил.
- Я понимаю… - слабо ответила она, - я понимаю… что это было правильно… но я бы так хотела… так хотела провести вместе с тобой больше времени…
И вот ведь странное дело, только что она могла еще думать так ясно, а теперь все вокруг меркло, разум словно заволакивало пеленой, хоть вместе с тем становилось и удивительно спокойно. Она снова почувствовала себя маленькой, маленькой девочкой, поняла, что радуется чему-то. Кто это с ней?.. кто держит ее руку?.. ну конечно, конечно… его так долго не было рядом.
- Ле… луш… - выдохнула Наннали, - теперь мы будем вместе?
- Да, - донесся до нее голос брата.
- Су… заку… ты… и я… мы все будем снова вместе…
- Конечно, сестренка.
Она улыбнулась счастливой детской улыбкой. Что было до этого? Где она была? Не важно, раз он с ней.
- Будет как раньше?
- Даже еще лучше.
- Мне кажется… я вижу храм Куруруги…
- Сузаку ждет нас там.
- Я… люблю тебя, Лелуш.
- Наннали, я тоже люблю тебя, - его губы дотронулись до ее лба.
Мир ускользал от нее все дальше и дальше, не оставалось уже ничего кроме слегка дрожащей руки брата, сжимающей ее. Только в последний момент пелена рассеялась, давая увидеть его лицо.
- Сейчас мы все сможем встретиться там, - надтреснутым голосом сообщил Лелуш, - больше я не брошу тебя.
На щеках блестели слезы. Он плакал.
«Наверное, от счастья», - поняла Наннали и умерла.
***
По длинному стерильно-чистому коридору больницы прошел человек. Медсестра, спешащая мимо него к той самой палате, которую он только что покинул, почему-то не заметила ночного гостя.
Он медленно спустился по широкой лестнице и, гулко стуча каблуками ботинок по мраморному полу, пересек огромный холл, на секунду задержавшись, чтобы посмотреть на украшающие стены портреты. Стеклянные двери, никак не пишущиеся в антураж старой больницы, бесшумно разъехались перед ним.
Шурша гравием, человек уверенным шагом прошел по ведущей через небольшой парк дороге. Достигнув лавочки у самых ворот, он остановился и обернулся, с тоской посмотрев на оставшееся позади здание.
- Все? – тихо спросила выступившая из тени девушка.
- Все, - подтвердил он, грустно улыбаясь, и с горечью прибавил: – Знаешь, это забавно. Даже мои последние слова, обращенные к ней, были ложью. Видимо, я неисправим.
***
Среди бесчисленного количества могил, разбросанных по всему миру, есть четыре, которые несомненно связаны одной особенностью, хоть на первый взгляд и не имеют друг с другом ничего общего, кроме того факта, что находятся в Японии.
Но пока минуют годы, десятилетия, даже века, к ним регулярно, в какой-то определенный день, приходит один и тот же человек.
Он кладет подсолнухи у общего мавзолея Зеро и Святой Императрицы Наннали, и пусть пока он далеко не единственный, кто приносит туда букеты, он будет делать это и тогда, когда перестанут другие.
Он приходит к водоему в совсем другом мавзолее и опускает в него свечу с именем «Юфемия», хоть обладательница этого имени не похоронена там на самом деле.
Он выдирает сорняки и сажает цветы на почти заброшенной части огромного кладбища у старой надгробной плиты, на которой все еще можно прочитать «Ширли Финетт».
Он следит за надгробием совсем другого рода, которое никто бы не распознал как таковое: растущее на обрыве у самого моря раскидистое дерево, в дупле которого лежит бережно завернутый сверток со старым медальоном.
Из года в год посещая эти места в некий определенный день, человек выглядит грустным, вероятно, вспоминая тех, кто давно ушел. Он проводит на могилах по несколько часов, обычно молча, просто думая о чем-то.
- Все по-прежнему хорошо, - сообщает он каждый раз перед тем как уйти, - жизнь идет дальше.
К сумеркам он добирается до одной старинной приватной школы в Токио, которая в тот день каждый раз пустует из-за каникул. Он отпирает заднюю дверь собственным ключом и подымается на крышу, где в одиночестве запускает фейерверки в ночное небо.
Наконец, он отправляется туда, где его неизменно дожидается его спутница. Вместе они покидают Японию, чтобы вернуться только через год.